Динамика структурности – опыт классификации

Александр БЫСТРОВ

Предмет настоящей статьи – тенденции в соотношении порядка и хаоса, и точнее, форм упорядочения по степени их сложности – в материальном, вещественном бытии.

Данная проблематика рассматривается в онтологическом и аксиологическом ключе, при этом широко привлекаются данные частных наук. Сходные по терминам закономерности отражённого бытия, собственно гносеологический аспект выводится за рамки настоящего исследования как неуместный, инородный.

Динамика структурности обнимает чрезвычайно богатый спектр масштабных явлений и проблем – от неорганической и биологической эволюции, техногенеза, культурного процесса до проблем дефиниции общественного прогресса, аксиологических критериев, смысла истории и личностной экзистенции.

Аспект динамики структурности шире того, что принято выводить под термином самоорганизация, поскольку первый также охватывает всякие процессы разупорядочения, разрушения, в том числе не укладывающиеся в русло естественной эволюции, и стало быть, предполагает широкий анализ деструктивных проявлений homo sapiens – будь то в аспекте психопатогенеза личности, (суб)культуры или в плане прогрессирующего вытеснения человеком других животных видов, подрыва баланса фито-зоо- масс и прочей энвайронменталистской проблематики.

Итак, для характеристики состояний упорядоченности – разупорядоченности мы используем такие понятия как форма, структура, система, сложность, им обратные – бесформенность, бесструктурное, деформация..., также неделимость, суммативность и другие. Рассмотрим их кратко.

Форма (в русском языке встречается также греческий корень морфэ) и структура – весьма близкие термины. Форма – исходное в истории философии понятие, ведущее к анализу структуры объекта. С одной стороны, оно означает наружный вид вещи, внешние очертания, с другой – строение, внутренняя организация содержания, закон вещи.

Наиболее развитую концепцию формы построил в своё время Аристотель. Он заметил, что всю реальность можно свести к последовательным переходам от материи к форме и обратно, причём форма выступает «сутью бытия», его «первой сущностью». Именно она дарует определённость и действительность вещам в противоположность материи – неопределенной, бесформенной лишь возможности вещей.

И структура, и система используются для характеристики упорядоченного целого – как совокупности элементов и их связей. При этом понятие структура (по лат. строение) практически означает «совокупность устойчивых связей объекта», а в понятии система акцент делается на качестве образования быть целостным (само слово по-гречески означает целое, составленное из частей), это понятие более полно охватывает разнохарактерные связи и взаимодействия целого и включает элементы.

Структура выражает то, что остаётся устойчивым, (относительно) неизменным при всех преобразованиях системы. Другими словами, это инвариант (-ный аспект) системы. Структура выступает интегрирующим фактором системы и детерминирует её качество.

Термин система используется для именования практически любого образования, проявляющего признаки упорядочения, и включает «жёсткий», инвариантный и «флюидный», вариантный аспекты упорядочения. Возьмём, например, определение системы, данное одним из основоположников общей теории систем Л. Берталанфи, как «комплекса взаимодействующих элементов» (к исходным относится и такое: система есть отграниченное множество взаимодействующих элементов) [1]. Под эти определения подпадает как одноклеточный или многоклеточный высокоразвитый организм, так и, пожалуй, немного спрессованное содержимое мусорной корзины.

Итак, структура предполагает «жёсткий», высококогерентный тип упорядочения, структура – это всегда порядок. В дальнейшем такой тип упорядочения – устойчивый, интегрирующий, структуру будем обозначать через символ s. Очевидно, этот символ будет прилагаться и к форме как закону вещи.

Особый интерес представляет проблема сложности и определения её меры.

Один из пионеров исследования сложности систем, Г.Н. Поваров, полагал, что «рост сложности систем выражается, во-первых, в увеличении числа элементов системы и, во-вторых, в возникновении между элементами всё более разнообразных и протяжённых связей, всё более гибкого и тонкого взаимодействия» [2]. Используя в качестве критерия сложности число элементов и характер их взаимодействия, он разграничивал:
малые, или простые, системы – с числом элементов порядка 101...104. Их взаимодействие имеет определённый, детерминированный характер, что позволяет проследить поведение систем во всех деталях. Таковы классические машины;
большие, или сложные, системы – с числом элементов порядка 104...106 и выше, и гораздо более сложным, массовым, стохастическим взаимодействием между элементами. Это, например, автоматические телефонные станции, заводы-автоматы, системы управления ракетами и космическими аппаратами;
наконец, превращающиеся, или ультрасложные системы – с числом элементов порядка 107...108 [2].

В целом этот подход к оценке сложности привлекает своей простотой и позитивностью. В ряде случаев, как нам кажется, здесь могут быть получены адекватные оценки (упорядоченной) сложности объекта. В то же время другие авторы замечают, что число элементов может быть определено лишь после того, как будет известно системообразующее свойство (концепт) и структура системы, поэтому для построения шкалы сложности систем целесообразно полностью отвлечься от числа элементов [3].

На наш взгляд, проблема здесь прежде всего в том, что к понятию сложность следует подходить дифференцировано: сложность упорядоченного и сложность неупорядоченного суть существенно разные сложности. Если сложность аддитивной совокупности связана с количеством и разнообразием подчас случайным образом пространственно смежных элементов и их положений, то сложность упорядоченного (далее будем говорить и упорядоченная сложность) предполагает определённое количество и качество внутренних связей, ограничивающих свободу движения и положения элементов.

В этой связи понятно, что сложность структуры (а это всегда упорядоченная сложность) – достаточно позитивная, грамотная, способная надёжно работать абстракция, тогда как сложность системы совмещает два разнородных типа сложности воедино, отсюда многоэлементные слабо интегрированные, делимые образования могут казаться высокосложными объектами. Сложность эта, однако, имеет мало отношения к упорядоченной сложности. В этой связи сложность системы следует признать весьма неудовлетворительной, неаккуратной, непозитивной абстракцией.

Итак, в качестве ключевого термина мы выбираем структурность, который трактуем как – сложность или меру сложности структур (структуры) = сложность (высококогерентного) упорядочения = упорядоченную сложность. Данный термин достаточно точен и лаконичен. Данной сущности для будущих кратких ссылок и математизации ставим в соответствие символ s'.

Сложность неупорядоченного, хаотического выводится за рамки настоящего рассмотрения.

Теория информации дала дополнительные концептуальные средства оценки сложности.

Связь между энтропией и вероятностью была установлена Л. Больцманом и выражается его знаменитой формулой:

H = a·lnW,

где H – энтропия, W – термодинамическая вероятность состояния.

Позже, в работах Э. Шредингера, было предложено более широкое понимание энтропии – как меры дезорганизации систем любой природы, а К. Шеннон заметил, что математическое выражение количества информации совпадает с формулой Больцмана. Наконец, Н. Винер в 1948 г. констатировал, что «количество информации, будучи отрицательным логарифмом величины, которую можно рассматривать как вероятность, по существу есть некоторая отрицательная энтропия» [4].

Взаимосвязь понятий энтропии и информации нашла отражение в формуле H + I = 1.

Таким образом, уровень упорядоченности ряд авторов предлагает считывать по энтропии – например: количество информации, необходимой для перехода от некоторого уровня организации n – 1 к более высокому уровню n, определяется как разность энтропий:

∆I (t – τ) = Hn–1(t, τ) – Hn(t, τ),

где Hn–1(t, τ) = ∑ Pn–1(t, τ) logPn–1(t, τ) – энтропия состояния объекта на уровне n – 1; Hn(t, τ) = ∑ Pn(t, τ) logPn(t, τ) – энтропия состояния на уровне n [4].

Теоретико-информационный подход к определению меры сложности имеет свои недостатки. Приведённые выкладки слишком сложны для вычислений, поэтому пока они имеют скорее только теоретический интерес.

С другой стороны, мера разнообразия, формализуемая в теории информации, на наш взгляд, не схватывает должным образом упорядоченную сложность. Сложность как разнообразие не учитывает вписанность элементов в структуру, их интегрированность, связанность и поэтому служит мерилом сложности неупорядоченного.

Авторы монографии «Принцип простоты и меры сложности» отмечают:

«Корректность и применимость той или иной теоретико-информационной меры сложности в значительной мере определяется той интерпретацией, которая даётся субстрату разнообразия. В этом плане весьма уязвимыми являются позиции, подобные тем, которые легли в основу информационных и энтропийных мер оценки сложности. Здесь субстрат разнообразия представлен двумя множествами – вещей и связей между ними, количества которых и их разнообразия в обеих мерах просто суммируются. Суммирование числа вещей и числа отношений между ними представляется столь же лишённой логического смысла операцией, как и суммирование в физике с нарушением принципа размерности, например, прибавление времени к массе» [3].

Возможен ещё один подход к оценке упорядоченной сложности.

Будучи внутренним качеством формы, структурность может проявляться и внешне – в её функциональных качествах/способностях и прежде всего в высшей функции. Последние тестируются и ранжируются количественно. Например, показателем сложности человеческой формы в ряду живых форм может служить сознание.

Человек отличается от других животных, как принято считать, абстрактным мышлением. Абстрактное мышление опосредуется ёмкой знаковой системой, вне которой обобщающие абстракции не возможны – не будучи закреплены знаком, они быстро «расшатываются» и стираются. С момента же наречения понятие обретает устойчивость и дееспособность (становится возможным применять его в логических операциях).

Давайте попытаемся, не прибегая к специальным исследованиям и литературе, «на месте» приблизительно оценить s' – перепад между видом homo sapiens и другими высшими позвоночными, например, птицами. Для этого сопоставим число сигналов (напр., звуковых), выражающих у птиц «общие понятия», и лексический объём какого-нибудь словаря. У птиц, общими сигналами, обеспечивающими основные биологические функции, будут сигналы, выражающие потребность в и обнаружение пищи – «Хочу есть!», «Зёрнышки нашёл!»; предупреждение об опасности – возможно, «Караул!»; брачный крик самца; сигнал угрозы. В данном, конечно, неполном перечне 5, но пусть их будет ровно 10.

В то же время однотомный англо-русский словарь В.К. Мюллера содержит более 50000 слов. Таким образом, соотношение форм по s' будет 1 : 5 000.

Меж- и внутривидовое соотношение живых существ как некоторых разно сложных упорядочений достаточно эффективно считывается по их интеллектуальным, творческим, художественным способностям, сооцениваемым в специальных тестах количественно.

Другой хороший пример – быстродействие как опосредованный показатель сложности вычислительной машины. (Ниже мы расскажем об этом подробнее.)

Итак, подходы (к), методы определения упорядоченной сложности можно классифицировать на:

А) прямые, непосредственные – А-1: по количеству и качеству элементов и связей целого, А-2: по формуле Больцмана – Шеннона;

Б) косвенные, опосредованные – по высшей функции формы.

В стороне, пожалуй, пока ещё оставался вопрос о прямой оценке внутренних связей объекта.

Наличие у объекта существенных внутренних связей отражается в его качестве быть целостным, интегрированным. В известной мере опираясь на существующие традиции, предлагаем описывать интегрированность с помощью следующего принципа деления:

Отграниченное образование является неделимой формой, если его (половинное) экзогенное деление приводит к утрате качества, свойственного целому.

Образование признается делимым, если деление не меняет качество целого.

Дело здесь в том, что при внешне обусловленном делении нарушаются внутренние связи. Если эти связи были существенными, то качество частей резко отличается от качества целого. В противном случае качественного изменения не будет.

Таким образом, отграниченные образования следует дифференцировать на:
Делимые формы, или суммативные образования, или суммации;
Неделимые формы, собственно целостные, интегрированные образования.

Возьмём в качестве примера такое отграниченное образование как куча песка. Деление её на две (приблизительно равные) части не меняет качество целого, меняются лишь количественные показатели.

Куча песка, терриконы угольных разработок, штабеля досок и т.п. – очевидные примеры суммаций = делимых форм.

В то же время деление ядра Не, равно как и любого другого элемента, кардинально меняет качество исходной формы: He → 2p + 2n. То же происходит, когда в лесу под новый год срубают ёлку: диссипативная негэнтропийная структура превращается в остаточную статическую, которая неумолимо распадается в полном соответствии со вторым началом термодинамики. Напрашиваются и более «яркие» примеры деления из жизни и деятельности homo sapiens.

Итак, неделимыми формами, очевидно, выступают – атом, бактерия, в известной мере растительный или животный организм, человеческий индивидуум и др.

Понятно, что неделимые формы и суммации суть предельные члены градации форм, в которой качество целостной структуры нарастает от предела к пределу постепенно. Поэтому в ряде случаев следует говорить о коэффициенте целостности (показателе наличия структуры целого), который принимает значения от 0 до 1. Например, популяция животных и человеческое общество занимают некоторое промежуточное положение между неделимыми формами и суммациями, причём принцип деления нам показывает, что тяготеют они, конечно, к суммациям. Связи, их образующие, – слабые, малосущественные, что делает данные макроформы рыхлыми», скорее суммативными. (Мы часто будем пользоваться для обозначения отношения упорядочений более крупной метрики, слагаемых из упорядочений меньшей, понятиями макроформа и микроформа соответственно.)

Сказанное позволяет нам несколько дополнить уже описанное соотношение понятий структура и система. Если структура характеризует устойчивое, когерентное упорядочение, то система – понятие гораздо более широкое, оно охватывает все типы упорядочения, характеризуемые признаком ограниченности, и наряду с неделимыми формами включает суммации и прочие рыхлые образования – «аморфные формы» с внешне обусловленным отграничением и слабыми признаками упорядочения. Флюидный компонент системы размывает понятие порядок, упорядоченность. Не одна ли это из причин того, что системный подход, столь бурно начавшийся и развивавшийся, не дал в ряде случаев позитивных результатов?

Переходим теперь к рассмотрению динамики.

Движение принято определять как изменение вообще. Можно построить различные классификации изменений. Для нас бóльшую ценность представляет следующая дихотомия:

1. Движение, при котором интегрирующие связи не образуются и не разрушаются. Такой тип движения не приводит к образованию или разрушению неделимых форм. Его возможный результат – суммации.

Примером может служить собственно механическое движение, по меньшей мере, многие его виды – пространственное перемещение тел друг относительно друга, качение, вращение. Сюда же мы, пожалуй, отнесем и движение, связанное с гравитационным взаимодействием. Дело в том, что гравитация, хотя и обеспечивает пространственную концентрацию и отграничение тел, тем не менее неделимые формы не порождает. Гравитационные отграничения – будь то планеты, звезды, галактики – имеют характер суммаций или рыхлых, тяготеющих к суммациям систем.

2. Движение, при котором интегрирующие связи образуются или нарушаются. Этот тип движения сопровождается образованием или разрушением структур, и следовательно, неделимых форм.

Понятно, что первому типу динамика структурности не свойственна. Динамика s' имеет место только в типе движения 2. Анализируя его, получаем дальнейшую дифференциацию:
процессы упорядочения (переход Хаос Порядок).
процессы разупорядочения (П Х).
процессы переупорядочения (Пn – ? → Пn+1).

Очевидно, упорядочение всегда результирует прирост упорядоченной сложности: ∆s' > 0, а при разупорядочении всегда ∆s' < 0.

Что касается переупорядочения, то его далее следует дифференцировать на:

3.1. Процессы усложняющего переупорядочения (Пn Пn+1).

3.2. Процессы упрощающего переупорядочения (Пn Пn+1).

3.3. Процессы одноуровневого переупорядочения – в рамках одного уровня сложности (Пn → Пn+1).

Для обозначения формостроительных процессов в различной специальной, общенаучной и более продвинутой, позитивной философской литературе используются такие термины, как структурирование, структур(ал)изация, структуро-, морфогенез, гетерогенизация и другие. Для обратных – деструктурирование, деструкция, гомогенизация...

Автор отдаёт предпочтение термину структурирование (и де~) и будет пользоваться им чаще. Будет также применяться термин макроформирование, под которым понимается агрегирование микроформ в некоторое макроупорядочение, будь то неделимая макроформа или отграниченная суммация.

Итак, мы, наконец, переходим к классификации типов динамики структурности, более разработанной и полной, также терминологически унифицированной по сравнению с имеющимися в литературе и известными нам подходами и наработками.

Предварительные замечания.

Примем, что динамика структур(ы) может быть только положительной (или нулевой): ∆s всегда ≥ 0.

В случае ∆s > 0 имеются три возможные варианта динамики структурности:

1) Δs' > 0; 2) Δs' < 0; 3) Δs' ≈ 0.

Термины структурирование и структурирующий процесс будем прилагать к процессам как положительной, так и нулевой динамики s'.

Когда динамики структур(ы) нет (Δs = 0), динамики структурности быть не может (Δs' = 0).
Тип «структурирование вертикальное», или, что то же, «интенсивное»

Данный тип процессов представляет собой неусложняющее формообразование, здесь Δs > 0 и Δs' > 0.

Сюда подпадают:
во-первых, все процессы собственно упорядочения
(переход Х П). Их общая характеристика – выделение разнородных начал, или гетерогенизация, и их взаимодействие;
во-вторых, процессы усложняющего переупорядочения
(Пn Пn+1). Их характерные черты – дифференциация на базе уже имеющихся структур, уплотнение порядка.

Примером упорядочения может служить синтез субъядерных форм и, как мы увидим дальше, любой процесс удерживающего макроформирования.

Что было вначале?

Вначале было нечто, тотально лишённое Формы (так же определял первоматерию Аристотель – стререзис формы). Большой Взрыв – неудачное наименование стартовой точки вселенского процесса, поскольку это был «не акт деструкции, а Космическое Рождение» – поэтизирует Л. Янг [5]. Это был действительно Большой акт вертикального структурирования: из первоначально недифференцированного потока космической плазмы уже в первые ничтожно малые доли секунды «выкристаллизовываются крошечные островки формы в море бесформенности» [5] – кварки, лептоны. Разряжение вещества и снижение температуры создало условия для агрегирования кварков в нуклоны (общее название для p и n) – весьма сложные и очень устойчивые структуры. Протон живёт 15 миллиардов лет или... вечно.

Далее постепенно, стадия за стадией, этаж за этажом развёртываются процессы макроформирования:
межнуклонное – образование ядер химических элементов;
межатомное – образование молекул;
межмолекулярное – кристаллизация, минералогенез, полимеризация, образование комплексных соединений, белков.

Остановимся на некоторых из них чуть подробнее.

Как происходит кристаллизация? Поначалу хаотично плавающие и сталкивающиеся молекулы начинают сцепляться, образуя надмолекулярное упорядочение кристаллической решетки. Кристаллам свойственно расти, самоорганизовываться – они выбирают из раствора свои «кирпичики» и пристраивают их на свои места.

Любопытна в этом плане судьба обсидиана.

Обсидиан – это аморфное вулканическое стекло, результат резкого (водяного) охлаждения лав: молекулы не успевают устанавливаться в адекватных им позициях кристаллической решётки и застывают как попало, запечатлевая хаос жидкости. Однако со временем обсидиан рябеет – появляются «снежинки» в чёрном теле стекла. Процесс кристаллизации нарастает, охватывая весь объём породы – чем глубже исследователь заглядывает в геологические времена, тем реже и реже находит он обсидиан. В породах возрастом в несколько миллионов лет обсидиан не встречается вовсе.

Не менее интересный пример консервативного структурирования дают силикаты, составляющие около 75% земной коры.

Пример макроформирований потоковых структур – цепочка прокариота → эукариота (как результат симбиотической «сборки» прокариот) → многоклеточный организм (в человеческом организме воедино увязаны 100 триллионов эукариотических клеток, разнообразно и тонко дифференцированных, «многоэтажно» упорядоченных – на тканевом, органном, организменном уровнях).

Заметим общую немаловажную закономерность названных процессов макроформирования – они сочетают:
макроупорядочение, что предполагает преодоление межмикроформного хаоса порядком некоторой макроформы, и
удержание микроупорядочения = сохранение структурных накоплений предыдущих стадий, агрегируемых микроформ.

Вот почему выше мы говорили об «этажировании»: всякий последующий этаж может состояться только при условии сохранения предыдущего.

Пока макроформирование происходит как удерживающее агрегирование (вообще же это имеет место не всегда) [6], общая структурность в таком процессе, по меньшей мере, не убывает, а в случае удерживающего и упорядочивающего – всегда возрастает. Хотя это достаточно очевидно, всё же попытаемся проанализировать эту закономерность и математически.

Общую сруктурность участвующего в макроформировании вещества обозначим через S'О. ∆S'О (в зависимости от того, как именно считать s') можно описать как сумму ∆S'1,...,n + ∑ ∆s'i.

Поскольку ∆s'i = 0, или в определённых случаях > 0 (так, атомы-доноры и атомы-акцепторы упрочивают свои структуры, когда образуют соединения, компенсирующие асимметричность их электронных оболочек, как в случае Na + Cl → NaCl), и ∆S'1,...,n > 0, постольку ∆S'О = ∆S'1,...,n + ∑ ∆s'i > 0.

Яркими примерами усложняющей перестройки могут служить ароморфоз, и техногенез (как в целом, так и его творческая составляющая в особенности).

Ароморфоз представляет собой магистральное направление эволюционирования организмов (заметим: слово слагается из двух греческих – airo = поднимаю и morphe). Ароморфоз означает усложнение организации и достигается дифференцированием и новообразованием в строении органов, что в свою очередь обеспечивает становление новых, более «высоких», или совершенствование имеющихся функциональных способностей. Происходящие в ходе ароморфоза структурные изменения имеют универсальный характер, они дают возможность расширить использование условий среды. Общая черта ароморфозов – они удерживаются в ходе дальнейшей эволюции и результируют новые, иерархически выстраивающиеся систематические группы – классы, типы, некоторые отряды.

Несколько конкретных примеров: ароморфоз – это всегда появление какого-нибудь нового структурного блока, напр., появление скелета как места прикрепления мышц; замена пластов гладкой мускулатуры на пучки поперечно-полосатой (у членистоногих); появление сердца у рыб, затем трёхкамерного – у кистепёрых; разделение артериального и венозного кровотока у птиц и млекопитающих.

Все эти структурные новшества имеют общий характер, они повышают интенсивность жизнедеятельности их обретающих организмов, что предполагает рост подвижности, переход от пассивного питания к активному, становление новых функций.

Ароморфоз, таким образом, соответствует вертикальному структурированию и биологически, и лингвистически.

Техногенез

Наряду с общепринятым определением человека как homo sapiens существует и ряд других определений, среди которых большего внимания, как нам представляется, заслуживает определение, данное Б. Франклином, – tool-making animal или, что то же самое, homo faber.

Зримо человек вычленяется из царства животных как техногенное существо, homo faber. там, где он появляется и пребывает, беспрестанно образуются новые формы, не встречающиеся, не виданные в природе. Артефакты наряду с письменностью служат вещественным доказательством абстрактного мышления, делают его документальным.

Определение faber, на наш взгляд, более соответствует человеку, поскольку sapiens – весьма нагруженное, ёмкое, ко многому обязывающее имя, нежели просто «абстрактно мыслящий». История и современность человечества содержит слишком много примеров абстрактного мышления и орудийной практики не совместимых с понятием разумный.

Faber – да, Sapiens – увы, часто совсем нет (или мы не есть один вид – если не биологически, то нравственно, психологически?).

Прослеживая различные ветки техногенеза, можно заметить, как сконструированные человеком поначалу простые структуры затем дифференцируются, дополняются, надстраиваются. В ряде случаев достигнутое накопление формы отбрасывается, с тем чтобы уступить место принципиально новому техническому решению. Последнее, однако, неизменно воплощает гораздо более сложный уровень организации. Далее опять наступает этап эволюционного усложнения.

Техногенез наглядно показывает, что интенсивное структурирование сопровождается уплотнением, утоньшением текстуры, заполнением пустот.

Давайте бегло проследим динамику s' в одной ветке техногенеза – развитии вычислительной техники.

Первая электронная цифровая ВМ ENIAC представляла собою громоздкое устройство из 18000 вакуумных ламп и прочих деталей. Вакуум есть вакуум, структурный ноль. Переход к полупроводникам – второе поколение ЭВМ – очевидно, означает резкое уплотнение антропогенной текстуры. Применение интегральных схем: малых (ИС) → средних (СИС) → больших (БИС) и сверхбольших (СБИС), сочетающих в едином модуле сотни, тысячи,... транзисторов, резисторов, диодов – последующий революционный сдвиг в этом же направлении. Шестое поколение, видимо, связано с фотоникой (основой процессов здесь служат потоки фотонов). В перспективе – создание молекулярных вычислителей (или биокомпьютеров). Молекулярные материалы позволяют записывать до 1010 бит на одном квадратном сантиметре.

В русле этой тенденции достигается, по всей видимости, максимальная плотность антропогенного структурирования.

Как отмечалось выше, внешняя функция может служить хорошим опосредующим показателем интересующего нас внутреннего качества формы, её s'. В истории вычислителей это особенно наглядно:Поколение ЭВМ Технологический базис Внешняя функция
(быстродействие),
опер./с
Первое Электронные лампы 104
Второе Полупроводники 105
Третье Интегральные схемы (ИС) 106
Четвертое средние ИС 108
Пятое БИС, СБИС 1010
Первое поколение ОВМ 1012


Почти в такой же степени возросла и ёмкость памяти [7].
Тип «структурирование горизонтальное», или «экстенсивное»

Данный тип процессов представляет собой неусложняющее новообразование. Строение форм меняется, разнообразится, однако изменения эти протекают в рамках одного уровня сложности: ∆s > 0 и ∆s' ≈ 0.

Такой характеристикой могут обладать только соответствующие процессы переупорядочения. Рассмотрим два примера.

Идиоадаптация – второе по важности направление эволюционирования организмов – представляет собой приспособление к специальным условиям среды, не изменяющее уровня организации.

Примеры идиоадаптаций – колючки растений; плоская форма ската, камбалы; многообразные структурные вариации пятипалой конечности млекопитающих, обеспечивающие плавательную, лазательную, роющую, хватательную и летательную функции. Так же как и диверсификация конечностей и клювов колибри, пеликана, попугая, цапли,..., при всём своём структурном разнообразии всё же сводится к частным, специальным структурным приспособлениям, не задевающим уровня организации целого.

Пример горизонтального структурирования из иной области – профессионализация как процесс, взятый в аспекте сопоставления развивающихся индивидуумов. Познание и удержание познанного, обретение и закрепление умений, навыков – процесс нейрофизиологический. Фиксация информации в мозгу происходит посредством нейроструктур второго порядка. Первичные, биологические нейросети в ходе гносеогенеза наращиваются вторичными, социогенными. Иными словами, индивидуум как некоторая упорядоченная форма усложняется.

Однако, если некий Иванов нарабатывает нейронные связи, обеспечивающие ему соответствующие навыки и умения в области, скажем, языкознания, а Петров в то же время претерпевает усложнение как будущий скрипач, при условии, что на выходе мы получаем хорошего, талантливого филолога и хорошего, талантливого скрипача, Иванов и Петров вряд ли будут сильно различаться по s', если будут различаться вообще.
Тип «структурирование мультипликативное»

Здесь имеется в виду всякий рост числа носителей исходного строения; сюда же, с оговоркой, можно отнести и увеличение размеров, вещественной представленности уже имеющихся форм. ∆s = 0, ∆s' = 0.

Примерами мультипликации могут служить:
рост кристалла по отношению к кристаллическому телу;
не осложнённые мутациями бесполое размножение, партеногенез, клонирование (о последнем иногда говорят как о биологическом ксероксе).

Половое размножение, в отличие от перечисленного, сочетает редупликацию генов и новые комбинации, поэтому если половое размножение рассматривать не в целом, а по частям, то в нём следует признать компоненты мультипликации и, по меньшей мере, экстенсивного структурирования;

Техногенез, если его анализировать по аспектам, тоже слагается из разных типов структурирования – вертикального, горизонтального, мультипликативного. Последний представлен различными видами нетворческой производственной деятельности – штамповка, изготовление деталей по чертежу, вообще шаблонное, серийное производство.

Здесь мы коснулись проблемы дифференциации разнохарактерных аспектов комплексных процессов. На данном этапе мы ограничимся лишь кратким замечанием: следует различать аспекты процесса «форма n → форма n + 1» и «материал → форма». В приводимых по мультипликации примерах рассмотрению, очевидно, подлежал аспект сопоставления новых форм с исходными.
Тип «деструктурирование»: ∆s > 0 и ∆s' < 0

Под данный тип подпадает весьма широкий спектр существенно различных процессов, которые следует внимательно проанализировать и различать; здесь нам предстоит произвести дальнейшую, в несколько ступеней, дифференциацию (под)типов.

К деструктурированию, с одной стороны, относятся любые процессы разупорядочения (распада, разрушения), с другой – процессы упрощающего переупорядочения. Начнём с разупорядочения.

(Под)тип «эндогенное деструктурирование»

Это процессы разрушения форм, которые происходят без активного силового внешнего вмешательства, под действием внутренних факторов – лаконичнее, но менее точно, это процессы самораспада.

Примерами могут служить 1) распад ядер радиоактивных элементов; 2) в известной мере износ машинной техники; 3) для диссипативных/потоковых структур – старение и естественная смерть организмов.

Пожалуй, можно заметить, что это всё энтропийно-детерминированные процессы, в этом смысле приписываемая им характеристика «само-» уместна.

(Под)тип «экзогенное деструктурирование»

Это процессы разупорядочения, вызванные внешними к форме причинами внеэнтропийной природы.

В зависимости от характера внешних факторов данный тип важно дифференцировать далее на:
деструктивную интерференцию исходно независимых процессов;
телеологическое деструктурирование.

Под деструктивной (или деструктурирующей) интерференцией мы понимаем случайное, немотивированное, не обусловленное целью наложение исходно независимых процессов. Часто это процессы весьма различной природы.

Разномасштабными примерами могут служить:

1. Биоценотическая катастрофа, вызванная падением тунгусского метеорита.

2. Образование нейтронного вещества на звёздах массой более 1,4 солнечной.

При массе ≥ 1,4 солнечных равновесие между силами гравитации и давления звёздного «газа» (состоящего главным образом из ядер гелия и электронов) нарушается в пользу гравитации, звезда сжимается, плотность вещества чрезвычайно возрастает, электроны «вдавливаются» в атомные ядра и соединяются с протонами – это означает разрушение наднуклонных структур (в данном случае атомных ядер). Так образуются нейтронные звёзды, целиком состоящие из нейтронов – в одном кубическом сантиметре такой звезды содержатся миллиарды тонн нейтронной материи.

(Под)тип «телеологическое деструктурирование»

Это неслучайное, мотивированное, целеобусловленное разрушение.

Очевидно, эта характеристика приложима лишь к процессам живой природы (и тем явственнее необходимость их выделить в отдельную группу, чем ближе мы подходим к виду homo sapiens.)

Какова их сущность?

Дабы ответить на этот вопрос нам, пожалуй, придётся поставить следующий – вопрос о векторном качестве самоорганизованных форм.

Под векторностью или векторным качеством формы мы понимаем деятельностную направленность формы в интересующем нас аспекте динамики структурности. В принципе такая направленность может быть:
структурирующая – как по характеру самой активности, так и по нацеленности;
непроявленная / индифферентная;
деструктурирующая (деструктивная – как частный случай).

О векторости в этих случаях естественно говорить – 1) положительная, 2) нулевая (или непроявленная) и 3) отрицательная (или обращённая).

Какова же она, векторность самоорганизованных форм?

Образование обозримой вселенной от начальной точки, неудачно именуемой Большим Взрывом, представляет собой, как уже было показано, цепочку процессов удерживающего макроформирования: нуклоны (если начинать отсчёт именно с них) → ядра, атомы → молекулы → кристаллы, полимеры → делимые макроформы неорганической природы (геологические макротела, планеты, звёзды, звёздные скопления, галактики). В той мере, в какой чрезмерная гравитация не препятствует образованию и существованию макроформ, структурность материи в этой последовательности возрастает или, по крайней мере, в случае делимых макроформ, не убывает. Этот чрезвычайно масштабный структурирующий процесс разворачивается естественно, самостийно, он имеет характер Закона, описывающего принцип поведения стационарных структур.

Существенно иной тип упорядочения – потоковые структуры (или диссипативные, как говорит И. Пригожин). Динамическое упорядочение происходит в условиях открытых нелинейных сред, в дали от термодинамического равновесия. Оно предполагает не только и не столько статический каркас, сколько упорядочение потоков вещества и энергии. Такая структура «живет» и развивается только на потоке вещества и энергии, в условиях сбалансированного взаимодействии ввода и стоков энергии, обеспечивающих поток в среде. Все живые формы суть потоковые структуры, но не все потоковые формы суть живые. Диссипативные структуры неорганической природы – своего рода опосредующая ступенька между неживой и живой природой, по меньшей мере в познавательном отношении.

Здесь мы не будем слишком углубляться в описание потоковых структур неживого, отметим лишь, что они, как потоковые структуры вообще, негэнтропийны – способны «сбрасывать» свою энтропию вовне, и приведём несколько примеров диссипативной самоорганизации – это фазовые переходы в лазерной генерации, автоволновые процессы в реакциях Белоусова – Жаботинского, ячейки Бенара, кристаллы горения.

Живые формы в отличие от в сущности случайностных диссипативных структур неорганической природы много сложнее; имеют оболочку, которая создаёт особую внутреннюю химическую среду; и характеризуются «закреплённостью», устойчивостью, им свойственен механизм самоподдержания и самовоспроизведения, в дальнейшем развивающийся в инстинкт самосохранения и более сложные типы группового поведения, целью которых уже становится сохранение, выживание и процветание вида.

Второй пункт особенно важен, в нём высвечивается непреложный закон Живого, то, с чего Живое начинается и на чём базируется. Структурирование себя и противостояние деструктурирующим воздействиям среды – суть живого, когда живое теряет эту функцию, оно перестает быть живым. Активность живой формы представляет собой либо структурирующий процесс, либо структурирующе нацеленный, подчинённый структурирующим цели /функции/задаче/результату процесс разрушения. Деструктивное поведение живой формы является вторичным.

Последнее и очень важное деление, которое мы должны произвести – это разграничение субординированного (структурированию) и несубординированного подтипов телеологической деструкции.

Подтип «субординированная (структурированию) деструкция»

В дополнение к вышесказанному нам практически осталось рассмотреть и проанализировать характер межвидовой и внутривидовой деструкции.

Межвидовое деструктурирование сводится в основном к питанию и пространственной конкуренции. Это – очевидные случаи подчинения разрушения формостроительству. (Некоторые отклонения в трофическом поведении хищников имеют очень незначительный количественный характер и выпускаются из настоящего рассмотрения.)

Каковы причины, характер и место внутривидового деструктивного поведения? (Рассматривая этот вопрос, мы будем опираться на позиции известного этолога, лауреата Нобелевской премии Н. Тинбергена.)

Внутривидовые стычки происходят, как правило, в сезон размножения и называются брачными сражениями. «Разные виды дерутся по-разному. Собаки, чайки и многие виды рыб друг друга кусают. Лошади и другие копытные стараются лягнуть друг друга передними конечностями. Олени меряются силами, сцепившись рогами...» [8] и т.д. Более нас интересует вот что: «...хотя на протяжении весны происходит огромное число драк, относительно редко удается заметить 2 животных, вступивших в «смертный бой» и калечащих друг друга. Большинство сражений представляет собой своего рода «блеф», простую угрозу... попытки сближения соперников взаимно пресекаются» [8]. «...драка, как и угроза, как правило, не даёт двум соперникам обосноваться на одном и том же месте; взаимная враждебность заставляет их расходиться подальше, обеспечивая себе таким образом определённое резервное пространство». Тинберген также отмечает, что гнездовой участок многих певчих птиц служит кормовой базой семьи. Её размер должен позволять родителям собирать пищу вблизи гнезда. Продолжительность отлучки в неблагоприятные дни может оказаться решающей для выживания потомства. Его вывод: «Брачные сражения выполняют определённую функцию. Они ведут к пространственному разряжению популяций, обеспечивая каждой особи обладание определённым объектом или территорией, которые необходимы для воспроизведения вида» [8].

Можно привести ещё немало интересных примеров, подтверждающих общий вывод – деструктивность поведения в биологической форме движения закономерно подчинена структурирующим целям и процессам – размножению, питанию, выживанию и процветанию видов.

Перед тем как перейти к следующему телеологическому типу нам необходимо уделить внимание несколько иному аспекту динамики, который соответствует упрощающему переупорядочению и в то же время в основном укладывается в рамки субординированной деструкции.

(Под)тип «Структурирование ложное – скрытое деструктурирование»

Это процессы обесструктуривания, в ходе которых образуются новые интегрированные формы; однако, более простые и примитивные, они строятся из материала (приходят на смену) более сложных, тонко упорядоченных, развитых. В таких процессах динамика s' действительно подчас бывает скрыта, во всяком случае она (её знак) далеко не так очевидны, как в случае разрушения или распада.

Примером по данному типу может служить третье направление эволюционирования организмов – общая дегенерация.

Биологическое процветание (увеличение численности вида) достигается и упрощением организации. Например, виды, перешедшие к сидячему образу жизни и пассивному питанию, в особенности паразиты, утрачивают целые блоки своего былого сложного строения: у растений-паразитов атрофируются корни, листья; у ленточных червей – пищеварительная система, редуцируются органы чувств, мускулатура. Малая подвижность и пассивный тип питания привели к исчезновению головного отдела у двустворчатых моллюсков, хотя последние и не являются паразитами.

Несмотря на то, что «взамен» развиваются разного рода присоски, прицепки, гипертрофирует половая система, дегенерация, конечно, однозначный пример обесструктуривания.

К данному типу мы также относим питание организмов, занимающих более низкие ступени эволюционной лестницы, организмами, стоящими выше.

Питание – проблема непростая. На этом этапе нам следует приступить к рассмотрению сложных процессов.

Как известно, из ничего ничего не простроишь, по крайней мере в рамках материального мира. Построение одних форм часто предполагает потребление других. До сих пор о таких процессах мы говорили как о переупорядочении. Для дальнейшего анализа следует дополнительно ввести понятия простые и сложные процессы.

Простые процессы – это процессы однонаправленной динамики структурности, т.е. собственно упорядочение, собственно разупорядочение, также процессы, абстрагированные от возможных взаимосвязей, в силу которых они оказываются компонентами некоторых реальных комплексов.

Сложные процессы, или сопроцессы, предполагают разнонаправленную динамику; они представляют собой более или менее интегрированные комплексы, сочетающие созидание и разрушение форм.

Примеры сложных процессов – процессы питания и антропогенные сукцессии биогеоценозов.

Питание предполагает изъятие определённым образом структурированного материала извне и реструктурирование его в свои формы, другими словами, построение формы Ф2 за счёт материала Ф1. Вытеснение не обязательно предполагает отношение «материал → форма», но может происходить как пространственное замещение Ф1 формой Ф2 (пространство мы здесь трактуем в широком смысле – как физическое, биологическое, социальное пространство).

Проблема определения интегрального качества сложного процесса состоит в выявлении соотношения созидаемых и разрушаемых в сложном процессе форм по их структурности и объёмов разнонаправленных составляющих сопроцесса.

Поскольку первый пункт ведущий, постольку принцип квалификации сложных процессов следует сформулировать как принцип структурностной субординации (или субординации по s'):

Сложный процесс, в ходе которого созидаются формы более высокой структурности, при (за счёт) достаточно ограниченном разрушении форм более низкой,

математически: s' (Ф2) > s' (Ф1), где Ф2 – созидаемая, Ф1 – потребляемая или вытесняемая формы,

является интегрально структурирующим.

(Под достаточной ограниченностью разумеется важность подчинения деструкции структурированию).

Таким образом, если человек ест, например, рыбу, то это, так сказать, хорошо – имеет место интегрально структурирующий процесс. Если же рыба (или вирус) ест человека, то это плохо, и не только с точки зрения человека, но с позиций объективного, внешнего критерия.

Флора занимает исключительное место в царстве живого. Это – базовый (неизменно) структурирующий функтор. Возникновение автотрофов чрезвычайно ускорило процессы построения органической сложности из минеральной простоты на планете. Фауна же не может существовать не деструктурируя живое (по крайней мере органику). Питание продуцентов – это интегрально структурирующие процессы; консументов и редуцентов – для разных видов по-разному. Однако все интегрально деструктурирующие процессы питания – мотивационно, телеологически субординированные.

Возьмём несколько иной пример – «строительство» забора из многолетней зелёной дубравы. Даже если забор этот высок и простирается далеко, как часто случается, уровень организации вещества в последовательности падает чрезвычайно. Мёртвая древесина – лишь статические останки живой, динамический компонент упорядочения необратимо утерян. Статические структуры не только не способны самоорганизовываться, но и перманентно разрушаются в соответствии с принципом Карно – Клаузиуса.

Итак, другие примеры сложных процессов:
двухсложный сопроцесс «естественный биогенез – техногенез»;
трёхсложный «биогенез – техногенез – человек (демографический рост)».

Первый предполагает бóльшую долю абстрагирования, но тем не менее заслуживает отдельного рассмотрения.

Замещение естественной биомассы неживыми артефактами (не только заборами, но и, например, вычислителями) означает: а) утрату потокового качества упорядочения и, следовательно, негэнтропийности, б) сильное разрыхление, разуплотнение структур. Пункты эти, конечно, взаимосвязаны. Их общий результат – резкое снижение сложности.

Доля структурирующих антропогенных сукцессий – ирригация аридных ландшафтов, тепличные хозяйства в высоких широтах – по всей видимости, весьма мала. Поэтому сопроцесс «биогенез – техногенез» для современного уровня развития человеческой техники следует квалифицировать как интегрально деструктурирующий процесс – однозначно, без применения математики и компьютеризации.

Трёхсложный сопроцесс «биогенез – техногенез – человек» здесь анализировать мы не возьмёмся. Проблема требует разработки достаточно точных методик определения s', но главное, учёта феномена амбивалентной вторичной векторности, свойственного homo sapiens.

Наконец, следует учитывать и второй пункт – соотношение формостроительства и разрушения, сцепленных в сложном процессе, по объёмам.

В сопроцессах реструктурированию объём разупорядочения в принципе может быть подвергнут в разной мере – полностью, по-разному частично.

На этом основании сложные структурирующие процессы следует дифференцировать на эффективные и неэффективные.

Сложный структурирующий процесс будем считать эффективным, или чистым, если его деструктурирующий компонент не превышает объёма действительно востребованных для формостроительного компонента процесса затрат; это означает, что несубординированного разрушения в нём нет.

Примеры.

Дом построить можно так, что естественный лес (возможно, столетиями складывавшийся многомерно упорядоченный биогеоценоз) подступает к нему в плотную – «о стены трётся». Что же срублено, то использовано до иголочки. В принципе и город разумных размеров можно построить так, почти так. Нам, правда, более знаком другой вариант.

Дом строится так, что на 100...200 метров кругом первичный лес сгребается бульдозерами, вроде бы для подъездных, объездных путей, разгрузочных площадок и всякого прочего. Строительство завода по некачественному /поспешному/ не комплексно проработанному проекту подчас приводит к облунению лесного ландшафта на многие-многие километры кругом – речь, в частности, идёт о Мончегорском металлургическом комбинате. Интегральное сопоставление структурирующих и де ~ компонентов данного конкретного сопроцесса по трём измерениям «биогенез – техногенез – человек», возможно, обнаружит не неэффективность, а отрицательную динамику.

Резюмируем: казалось бы разнородные – социальный, экономический, экологический и др. – эффекты промышленной деятельности сводимы в единую шкалу структурностных сдвигов. Математически это может выглядеть так:
∆S' = ∑ γj ∆s'j Vj, где ∆S' – интегральный сдвиг структурности в результате того или иного акта, напр., строительства и функционирования завода; ∆s'j – изменение уровня организации j-той составляющей процесса; γj – субординационный коэффициент s'j в ряду s'1,..., s'm; Vj – участвующие формо-объёмы (-массы). Формула носит схематический, прежде всего иллюстрационный характер.

К ложному структурированию также относятся некоторые социальные трансформации – такие, в ходе которых на смену более дифференцированной и развитой, многомерно сцепленной системе социальных институтов и «атомов» в результате насильственного революционного переворота приходит более примитивная, одномерно-сцепленная социальная форма. Сущность такого перехода скрыта тем больше, чем больше расхождение пропагандистски употребляемых имён и реальных вещей.

В человеческой истории немало примеров ложного социального структурирования, наиболее «громкие дела» из недавних – переустройство социальной формы в России в период построения сталинской административно-командной системы под названием «советский социализм».

Второй момент, который надо здесь отметить – динамика структурности в процессах макроформирования «высокочувствительна» к изменению состояния включаемых микроформ. Объединение микроформ с потерей или ущемлением s'i (в социальном случае мы обычно говорим о ущемлении массового индивидуума самодовлеющей государственностью) уже только в силу этой причины может результировать деструктурирующий тип макроформирования:

∆S'1,...,n + ∑ ∆s'i < 0, поскольку массово ∆s'i < 0 [6].

(Под)тип «самодовлеющее (несубординированное) деструктурирование»

До сих пор динамику структурности в социальной форме движения мы рассматривали абстрагируясь от некоторого весьма существенного пласта социальной реальности, мы ограничивались явлениями субординированной деструкции, т.е. разрушением ради созидания – пусть подчас бездарного, несоразмерного, неоправдывающего объёмы сцепленной с ним деструкции. Теперь же придётся обратить внимание на явление иного рода – деструкцию, осознанная и неосознанная действительная причина которой – желание, стремление, страсть разрушать.

Формам homo sapiens (или скажем так: отдельным представителям вида) бывает свойственно разрушать ради разрушения, разрушать ради индивидуального психологического самоутверждения, разрушать ради удовольствия, разрушать просто так.

«Человек, с одной стороны, сродни многим видам животных, особенно в том, что он ведёт борьбу с представителями своего собственного вида. Но с другой стороны, среди многих тысяч биологических видов, борющихся друг с другом, только человек ведёт разрушительную борьбу (подчёркнуто мною). Человек уникален тем, что он составляет род массовых убийц; это единственное существо, которое не подходит для своего собственного общества», – констатирует Тинберген [9].

Проблему агрессивности в биологической и социальной форме движения рассматривают в своих работах также З. Фрейд, К. Лоренц, Л. фон Берталанфи, Э. Фромм и др. Названные авторы сходятся в том, что в человеческом обществе могут развиваться неадекватные формы агрессивности – несубординированные структурирующим целям.

Фромм проделал ценную работу по разграничению доброкачественной и злокачественной форм агрессии и разработал концепцию укоренённых в характере страстей как второй природы человека. Если инстинкты (первая природа) строго ориентируют живое существо на самоподдержание, выживание и процветание вида, то у homo sapiens происходит характерологически обусловленное расщепление деятельностной ориентации на норму и патологию.

«Если мы условимся обозначать словом агрессия все те действия, которые причиняют (или намерены причинить) ущерб другому человеку, животному или неживому объекту, то сразу надо осознать, что под эту категорию подпадают нередко весьма разнообразные типы реакций и импульсов; поэтому необходимо всё же строго различать агрессию биологически адаптивную, способствующую поддержанию жизни, от злокачественной, не связанной с сохранением жизни» [10]. Под доброкачественной агрессией Фромм разумеет:
оборонительную: «... когда животное лишают жизненного пространства или ограничивают ему доступ к пище, когда возникает угроза для его потомства – всё в нём направляется на то, чтобы устранить возникшую опасность. В большинстве случаев животное спасается бегством или же, если нет такой возможности, нападает или принимает угрожающую позу» [10];
инструментальную, «которая преследует определённую цель: обеспечить (достать) то, что необходимо или желательно. Разрушение само по себе не является целью, оно лишь вспомогательное средство для достижения подлинной цели.» [10].

Касательно же злокачественной агрессии Фромм отмечает: «Желание разрушать ради самого разрушения – это нечто совсем иное. Вероятно, только человек получает удовольствие от бессмысленного и беспричинного уничтожения живых существ (пожалуй, и артефактов – от авт.)... только человек бывает деструктивным независимо от наличия угрозы самосохранению и вне связи с удовлетворением (жизненных – от авт.) потребностей.» И далее: «Это одна из страстей, которая в отдельных культурах или у отдельных индивидуумов доминирует, а у других отсутствует вовсе (подчёркнуто мною)» [10].

Видимо, под влиянием фрейдизма, Фромм нарекает это явление характерологической некрофилией. Мы же полагаем, что следует говорить о более общем характерологическом явлении – деструктфилии, в котором следует объединить разграничиваемые психологами (и психоаналитиками) характерологическую некрофилию, садистский характер, самоцельное разрушение артефактов.

Концепцию характерологической некрофилии Фромм дополняет идеей биофилии:

«Биофилия – это желание способствовать развитию, росту и расцвету любых форм жизни, будь то растение, животное или идея, социальная группа или отдельный человек. Он (биофил) стремится творить, формировать, конструировать и проявлять себя в жизни своими примером, умом и любовью... Этика биофила имеет свои критерии добра и зла. Добро – это всё то, что служит жизни; зло – всё то, что служит смерти. Зло – это то, что душит жизнь, сужает, зажимает (и в конце концов раздирает в клочья)» [10].

Мы считаем необходимым добавить в это определение биофила также и интерес субъекта к техническому творчеству – интерес изобретать, мастерить, собирать, строить. Такие интерес и способности и есть то, что называется Талант. Одарённость к структурирующей деятельности, безусловно, представляет собою общественную и не только общественную, но и биосферную ценность.

К проблеме деструктфилии и структурирующих интенций, конечно, следует подходить индивидуально – дифференцирующе: люди индивидуально существенно различаются по факту и степени структурирующих и деструктивных интенций и потенциалов, являют собой в этом отношении очень разные гено-, психо-, социотипы.

Каков же механизм развития деструктфилии? Какова её природа?

«Каждый человек вынужден преодолевать свой страх, свою изолированность в мире, свою беспомощность и заброшенность и искать новые формы связи с миром, в котором он хочет обрести безопасность и покой. Я определяю эти психические потребности как экзистенциальные потребности, так как их причины кроются в условиях человеческого существования» [10].

Эта формулировка представляется слишком абстрактной, её смысл нам не вполне понятен. С нашей точки зрения, здесь скорее надо говорить об акцентированности личностного начала у homo sapiens – появлении у него настоятельной психологической потребности в индивидуальном (личностном) самоутверждении. Возможно, потребность эта отчётливо проявляется начиная с периода городских цивилизаций или в связи с атомизирующим разложением первобытной общины. Возможно, здесь сказываются и некоторые видовые нейрофизиологические механизмы.

Дальше цитируемый автор отмечает, что каждая из экзистенциальных потребностей может быть удовлетворена разными способами, что и проявляется «в таких страстях, как любовь, нежность, стремление к справедливости, независимости и правде» или же «в ненависти, садизме,... деструктивности,...» Фромм называет их страстями, укоренёнными в характере, или просто человеческими страстями. «... Характер – это относительно постоянная система всех неинстинктивных влечений (стремлений, интересов), которые связывают человека с социальным и природным миром. Можно понимать характер как человеческий эквивалент второму инстинкту; как вторую натуру человека. Если у всех людей есть нечто общее, так это инстинкты, т.е. их биологические влечения и их экзистенциальные потребности. То, что их отличает друг от друга, – это самые различные страсти, доминирующие в том или ином характер» [10].

Высшим животным, конечно, тоже присущ индивидуальный характер, а вот укоренившиеся страсти, пожалуй, вряд ли, и особенно это касается одной из них. Приведённая позиция перекликается с нашей уже частично высказанной выше. Если интенции на структурирование соответствуют естественной направленности бытия, проводят некоторый вектор природы, подчиняют агрессивность живого, если она имеет место, структурирующим функциям, и закреплены они у животных форм, в частности, в инстинктах, то у человека – следует говорить – развивается феномен вторичной векторности, которая имеет: 1) психологическую (или характерологическую, как формулирует Фромм), 2) индивидуальную и 3) амбивалентную природу. Эти две валентности – соответствие формостроительному потоку бытия и обращение – конечно, далеко не равнозначны.

«...Развитие некрофилии (речь здесь идёт о характерологическом явлении – от авт.) происходит как следствие психической болезни (инвалидности), но корни этой болезни произрастают из глубинных пластов человеческого бытия. Если человек не может творить и не способен пробудить кого-нибудь к жизни... если он постоянно ощущает свою изолированность, никчемность, единственный способ заглушить это невыносимое чувство ничтожества и какой-то витальной импотенции – самоутвердиться любой ценой, хотя бы ценой варварского разрушения жизни. Для совершения акта вандализма не требуется ни особого старания, ни ума, ни терпения; всё, что нужно разрушителю, – это крепкие мускулы, нож или револьвер...» [10].

Здесь необходимо добавить вот что: чувство никчемности, ничтожества может быть как истинным, адекватным, так и ложным; разные трудные психологические ситуации могут случаться и у особо одарённых, и у нормальных индивидуумов (поскольку они не omnia potentes). Второй же существеннейший момент в том, как индивидуум реагирует на эту свою пограничную ситуацию (фрустрацию или психологический дискомфорт) – или он идёт на недостойные способы компенсации, или в нём «работают» имманентные тормоза, запрещающие ему поступать разрушительно, идти на подлость. Во втором случае он находит в себе силы терпеть или винит себя.

Что же это за тормоза?

Это обыкновенные человеческие нравственные качества:
совесть (совестливость) как чувство самовины, как способность испытывать боль за другое существо – будь то человек, животное или растение и
доброта как потребность в теплоотдаче (внутренняя потребность излучать психологическое тепло и оказывать поддержку).

Эти качества суть тоже Таланты, таланты нормальности или даже акцентированности человека. Мы полагаем их врождёнными, индивидуально имманентными качествами, хотя допустимо, что благоприятная среда может несколько облагородить социальное проявление облегчённого генотипа.

Базовая причина деструктфилии, на наш взгляд, – внутренняя духовная и психическая пустота, обделённость нравственными импульсами и тормозами (конечно, подвлияемая социально-психологическим условиям жизни). Переплетающиеся неизбежные и возможные следствия и сопутствующие признаки её – прежде всего тупость нравственного чувства и структурирующая несостоятельность; психоаналитики также добавляют – неприятие новизны, склонность к механистическому, к сильным экстатическим эмоциям, к разного рода гигантоманиям, которыми субъект пытается её заполнить.

Нормально человек одарён к созидательной устремлённости и функции, пусть это будет необязательно интенсивное структурирование, пусть это будет экстенсивное формостроительство и мультипликация. Вспомним, как определял человека Ч. Дарвин. Он полагал, что у нормального человека всегда есть нравственное чувство: «...первое основание и начало нравственного чувства лежит в общественных инстинктах, включая сюда и симпатию, а инстинкты эти, без сомнения, были первоначально приобретены, как и у низших животных, путём естественного отбора» [11].

Особо же одарённые люди (интеллектуально, творчески, нравственно) суть акцентированные векторные формы.

Итак, мы констатировали наличие в социальной форме движения специфической мотивации – деструктфилии и ею обусловленных процессов. Такого в биологической форме движения (качественно) нет. Деструктфилия не вписывается и в процессы энтропийно детерминированного распада. Деструктфилия противоречит сути живого, возникшего как продукт самоорганизации, способный совершать полезную работу по преодолению и контролю энтропийных факторов и только потому и существующий. Локализованная в живом, социально живом, эта разрушительная активность питается энергией, «отвоёванной» изобретательными биотическими структурирующими процессами и поэтому в некотором глобальном плане выступает предательством в квадрате по отношению к Живому. Деструктфилию мы отождествляем как злокачественно патологическую форму вторичной векторности.

Задачи, которые теперь мы должны поставить – это выяснение аксиологического соотношения разнонаправленных носителей высокой структурности и квалификация интегрального качества осложнённых (наличием самодовлеющей деструкции) процессов.

Естественно и, следовательно, одинаково ориентированные единицы в аксиологическом отношении были соотносимы по их скаляру – s'i. Соотнесение же единиц, способных к устойчивой (укоренившейся, как пишет Фромм) обращённой направленности в структурирующем потоке бытия, должно учитывать векторное качество единицы.

Итак, самодеятельную форму, характеризуемую сложностью s'i, мы рассматриваем как вектор s'i, │s'i│ = s'i. В соответствии с правилами векторного исчисления, для противоположно направленных и равных по модулю векторов АВ и ВА верно равенство АВ = –ВА. Если АВ есть структурирующий вектор, то ликвидация (нейтрализация векторного качества) ВА является событием положительной динамики s'.

В сущности скалярный принцип s' – субординации, сформулированный для квалификации сложных процессов, следует теперь дополнить принципом оценки интегрального качества осложнённых процессов. Мы сформулируем его как принцип нейтрализации:

Деструктурирование (нейтрализация) источника самодовлеющей деструкции имеет структурирующий эффект.

В этой связи соответствующий тип деструктурирующих процессов в социальной форме движения может быть описан как санитарный, или опосредующе структурирующий.

Один из центральных аксиологических вопросов: «Чем определяется самоценность вещи?» На этот вопрос мы формулируем следующий ответ.

Структуры, как уже упоминалось, бывают стационарные и потоковые (или диссипативные в терминах И. Пригожина). Отдельно можно выделить также энтропийно-детерминированные артефакты (искуственные, извне устроенные, созданные человеком вещественные структуры). Первому и второму классу вещей (и особенно это касается потоковых структур) свойственна самоактивность, которая может иметь как структурирующий, так и деструктурирующий характер. На этом основании такого рода вещи интерпретируются как векторные величины – они воплощают некоторую упорядоченную сложность (модуль вектора) и... много строят и немного разрушают или немного строят и много разрушают (деятельностная направленность вещи). Чего же там больше, нам помогают определить вышеописанные принципы s'-субординации и нейтрализации.

Самоценность вещи в скалярном аспекте определяется ее структурностью, другими словами – чем вещь сложнее (в расчет принимается упорядоченная сложность неделимой формы), тем большей самоценностью она обладает.

Согласно этому тривиальному выводу, человек воплощает высшую из нам известных ценностей на Земле, и в этом плане пока понятна позиция тех (защитников прав человека), кто заявляет, что любая человеческая жизнь независимо от ее характеристик должна рассматриваться как нечто сакральное, как высшая ценность.

Однако для нас узость скалярного подхода очевидна. Скалярный подход хорош для вещей, деятельностная направленность которых (если они вообще само-деятельны) не может перед их скалярной величиной подставить знак минус.

Полноценный же анализ самоценности вещей должен учитывать динамику s', то, каков интегральный ds'-эффект само-деятельности вещи. Итак, дополняем – чем больше вещь вообще структурирует (строит и усложняет) и чем меньше деструктурирует (разрушает), тем большей самоценностью она обладает.

В ХХ веке энвайронменталисты стали поднимать вопрос о самоценности и защите прав животных, растений и даже, например, рек. С изложенных в настоящей работе позиций нам не только понятна эта озабоченность, но понятно и то, какую аксиологическую методологию следует здесь применять. Сомнение лишь вызывает вопрос о самоценности собственно рек, поскольку реки суть гораздо более суммации, нежели неделимые формы.

Есть разные классификации этических систем. В частности, их различают по тому, где, в какой сфере они ищут и усматривают основание моральных ценностей. То ли мораль – лишь удобный культурно-обусловленный артефакт, конструируемый людьми для согласования человеческих интересов, для подчинения индивидуума интересам общества; то ли мораль имеет основание (а потому и критерий) и вне пределов собственно человеческого бытия, или даже – она есть абсолют, внеположенный человеческой практике [12].

Концепции первого толка трактуют мораль как культурно-историческую, а то и индивидуальную ценность только. Их объединяют под общим названием релятивистские системы морали (софисты, эмотивисты, консеквенциалисты). Системы второго типа можно назвать объективистскими, или даже абсолютистскими (Платон, Кант, религиозные этические системы). В принципе можно выделить и третий, срединный тип – концепции, которые полагают основание морали в родовой природе человека, искажаемой неправильным развитием культуры (Л.Н. Толстой, Ж.Ж. Руссо). Их можно определить, как значительное расширение первой и сужение второй трактовки морали. Как высказываются некоторые авторы, искать опору морального абсолютизма в такой преходящей сущности как человек нелогично [12].

В целом релятивизм психологически комфортнее – абсолютистские требования выполнять труднее.

Все содержание настоящей работы обосновывает объективистскую трактовку сущности нравственного.

Человеческое нравственное чувство имеет основание в формостроительной тенденции, укорененной в Природе. Мораль как глубинное явление человеческого (социального) бытия есть – выражаясь устоявшимися терминами – проявление общего в особенном, проявление целостного в частичном. Поскольку человек – часть природы, постольку этот, формостроительный вектор бытия «говорит» в нем. Поскольку структурирование – генеральная закономерность потоковых и стационарных структур вне социальной формы движения материи, постольку следует говорить о внеположенности морали по отношению к человеческому бытию.

Конечно, как люди индивидуально, так и человеческие культуры (в т.ч. дифференцируемые этнически) значительно различаются по проявленности, остроте нравственного чутья и зрения.

Наконец, рассмотрим этот же предмет в ракурсе еще одного подхода. В истории западной этики со времен Сократа постоянно обсуждался вопрос: «Что представляют собой этические суждения – это истины о мире или лишь рассуждения о желаниях тех, кто берется рассуждать?»

Так, по мнению логических позитивистов, все истинные суждения распадаются на 2 категории: логические истины и констатации фактов. Моральные суждения якобы не вписываются ни в один из классов. Они не могут быть логическими истинами, поскольку последние тавтологичны – они сообщают нам лишь то, что уже содержится в определении терминов. Не являются моральные суждения и констатациями фактов, поскольку последние должны быть, по крайней мере, в принципе верифицируемыми, что сказать о самоочевидных моральных суждениях интуитивистов нельзя. В этой же связи некоторые западные авторы (A.J. Ayer, Сh. Stevenson) стали доказывать, что моральные суждения не суть утверждения (о фактах) вообще – мы лишь выражаем в них наше (не)одобрение тех или иных фактов.

С нашей точки зрения, это ложный ход рассуждения, который ведет по старой, проторенной еще софистами тропе морального субъективизма (и релятивизма). С обоснованных в настоящей работе позиций ясно, что истинные моральные суждения представляют собой констатации фактов. Истинное моральное суждение (субъекта А) констатирует соответствие или несоответствие стремлений и деяний (оцениваемого субъекта В) существеннейшей тенденции универсума. В данном случае субъект А одарен это видеть и чуять, благодаря тому, что глубинные законы мира отпечатываются в душе. Мнение субъекта А есть вторичный, производный фактор оценки, поэтому оценка его имеет статус объективной истины.

Проблемы, требующие рассмотрения в дальнейшем:
более детальный анализ интегрального качества сложных процессов;
векторный аспект агрегирования микроформ;
проблема адекватности социальной стратификации и вертикальной мобильности.

 

Библиография
Аверьянов А.Н. Системное познание мира. М., 1985.
Поваров Г. К познанию научно-техн. прогресса // СИ – 1971. М.,1972.
Мамчур Е.А., Овчинников Н.Ф. и др. Принцип простоты и меры сложности. М., 1989.
Абдеев Р.Ф. Философия информационной цивилизации. – М.: Владос, 1994.
Young L. The unfinished universe. N.Y., 1986.
Быстров А.В. Тенденции сложности в агрегировании форм // Человек. Общество. Государство. Сборник научных статей. Выпуск 2. Мурманск, 1998.
Computers // The New Encyclopaedia Britannica. 1992. Macropaedia – Knowledge in Depth. v.27; Абдеев Р.Ф. Философия информационной цивилизации. – М.: Владос, 1994.
Тинберген Н. Социальное поведение животных. М., 1993.
Tinbergen N. On War and Peace in Animals and Man // Science. Washington, 1968.
Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994.
Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор. М. – Л., 1927.
Ю.А.Шрейдер. Этика. Введение в предмет. М., 1998.
Аристотель. Метафизика.
Аристотель. Физика.
Спенсер Г. Основные начала.
Швейцер А. Культура и этика.
Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. М., 1968.
Константинов Ф.В., Марахов В.Г. (ред.). Материалистическая диалектика в пяти томах. М., 1981...1985.
Мелюхин С.Т. Материя в её единстве, бесконечности и развитии. М., 1966.
Грин Н., Страут У., Тейлор Д. Биология. М., 1993.
Киппенхан Р. 100 миллиардов солнц: Рождение, жизнь и смерть звезд. М., 1990.
Короленко Ц.П. Семь путей к катастрофе. Деструктивное поведение в современном мире. Новосибирск, 1990.
Курдюмов С.П. и др. Синергетика – новые направления. М., 1989.
Пригожин И., Гленсдорф П. Термодинамическая теория структуры, устойчивости и флюктуаций. М., 1973.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986.
Пригожин И. Познание сложного. М., 1990.
Северцов А.С. Направленность эволюции. М., 1990.
Садовский В.Н. Основания общей теории систем. М., 1974.
Уемов А.И. Системный подход и ОТС. М., 1978.
Ю.А. Шрейдер. Лекции по Этике. – М.: Мирос, – 1994.
Быстров А.В. Динамика структурности в природе // М., деп. в ИНИОН РАН 17.11.94, №49786.
Быстров А.В. Структурирование как цель и критерий человеческой деятельности //Материалы научной конференции Проблемы духовного обновления общества. М., 1991.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Антропный принцип в синергетике // ВФ 1997, №3.
Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение // ВФ 1992, №12.
Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем // Философские вопросы информатизации. М., 1989
Ласло Э. Основания трансдисциплинарной единой теории // ВФ 1997 №3.
Лоренц К. Так называемое зло // ВФ 1992, №3.
Майнцер К. Сложность и самоорганизация // ВФ 1997, №3.
Михайловский В.Н. Современная естественно-научная картина мира и синергетический подход // Материалистическая диалектика и пути развития... ред. Мостепаненко А.Л., 1987.
Шмальгаузен И.И. Факторы прогрессивной (ароморфной) эволюции... // Закономерности прогрессивной эволюции. Л., 1972.
Lorenz K. On Aggression. L., 1970.
Hazen R.M., Trefil J. Science Matters. N.Y. 1991.
Development in Biology // – Micropaedia v. 4.
Ethics // – Macropaedia v. 18.